la morale dans la nature des choses
— Убери руки.
— Ну Кёя...
— Не трогай меня.
— Тебе ведь приятно, — лукаво.
— Нет, — холодно.
— Я же чувствую...
— ...
— У тебя дыхание сбилось... и пальцы дрожат...
— Это ничего не значит. Просто физиологическая реакция.
Целует седьмой позвонок, вызывает дрожь и лёгкий румянец.
— Ты всегда такой... недоступный...
Мукуро всегда отличался противным характером. Был надоедливым, смешливым, вечно искал болевые точки. Но не тела, души. Но в отношениях с Хранителем Облака Вонголы Хибари Кёей он превосходил самого себя. Идя на всевозможные ухищрения, он незаметно для себя переходил тонкую черту, разделявшую желание вывести Хибари из равновесия и желание увидеть в равнодушных глазах стального цвета нечто большее, чем привычная злоба и раздражение. Прекрасно зная, как Облачный страж чувствителен к прикосновениям чужих рук, как его раздражает вмешательство в личное пространство, иллюзионист старался уловить момент, когда до него можно дотронуться. Задевал своим носом чувствительное ухо, вдруг начав шептать что-то якобы безумно важное, проводил совиным пёрышком по открытому запястью, сидя рядом на собрании Хранителей. Апогеем ухищрений стал случай, когда Кёя со свойственным ему выражением презрения на лице поглощал апельсин. Фрукт нагло оставлял влажные дорожки на кистях рук, пальцы и вовсе были все в соке. Мукуро с кошачьим изяществом присел рядом за обеденный стол, а когда недовольный брюнет соизволил перевести взгляд горящих глаз на лицо Тумана, он легко перехватил левую руку чуть ниже запястья и с нежным, чуть слышным урчанием, принялся слизывать острым языком капли сока. На мгновение Кёе показалось, что обнажённые белоснежные зубы таят в себе смертельный яд. Поспешно отдёргивая руку, Хибари не спешит отводить взгляд от лукаво прищуренных разноцветных глаз. На лице брюнета лёгкая печать недоумения и немой вопрос. Что же, план Мукуро перешёл в другое русло, придётся импровизировать.
— Вкусно... — выдыхает он и по-кошачьи облизывает губы, а Кёя понимает, что вовсе не сок пришёлся по вкусу обладателю хитрой усмешки.
"Попался," — думает Хибари, переводя взгляд на немного пухлые, изогнутые в улыбке капризного ребёнка, губы Мукуро.
"Попался," — думает Мукуро, специально проводя языком по нижней губе так, чтобы это выглядело максимально распущенно.
Рокудо знает, что строптивый японец выдаст свои эмоции только тогда, когда это будет выгодно ему самому и никак иначе. И понимает, если решится на следующий шаг, то отступать будет некуда. Впервые строгий блюститель порядка и дисциплины настолько удивляет давнего врага, что мысли того мечутся по углам и не собираются строиться во что-то боле-менее связное. Когда синеволосого иллюзиониста впечатывают лопатками в деревянную поверхность стола, он успевает лишь удивлённо хлопать длинными, совсем как у девушки, ресницами. Хибари задаёт правила и не терпит их нарушения. Он подчиняет и контролирует. Он смотрит бездонными глазами цвета грозового неба и внутренне ликует — ему таки удалось снять маску с лица этого лживого дьявола с странной причёской. И это всего лишь одним поцелуем. Мукуро злится на своё беспомощное положение, но впускает властный язык в свой рот. Отвечает пылко. С желанием. К чёрту сценарии! У Кёи собственные планы насчёт этого тела.
— Провокатор, — на низкой ноте шепчет растревоженная сдержанность прямо в губы самой изворотливости. В его голосе чувствуется угроза, смешанная с животным голодом и первобытной похотью.
Предпочитая не сдаваться без боя, Рокудо отчаянно кусается и царапается, пытается вывернуться, пока брюнет с шальными от адреналина глазами раздевает их обоих, рвёт петли неподдающихся пуговиц, с треском стаскивает брюки с вражеских бёдер. Кажется, что можно почувствовать запах желания, повисший в воздухе, когда судорожно дрожащие пальцы оглаживают узкие, бледные бёдра, по-хозяйски разводят острые колени и бесцеремонно врываются в тело, заставляя сжаться внутренне и попытаться отползти. Кёя теряет остатки самообладания, глядя на раскрасневшегося, отбивающегося подлеца с проклятым глазом, буквально сдирая с себя галстук и рубашку.
— Расслабься, — почти издевательски командует Хибари и даже не ждёт, что его послушают. Уж кому-кому, а ему известно, как это дьявольское отродье любит разного рода игры. А Мукуро по вкусу дразнить мучителя, подогревая интерес наигранным сопротивлением. Он знает, что без этого фанатику дисциплины станет скучно и они оба будут лишены сладчайшего в мире десерта. Поэтому иллюзионист предпочитает биться под сильным телом. изображать жертву и поруганную честь, хотя обоим и так понятно, что Рокудо не так уж и не опытен в вопросах плотских утех. Он нарочно сжимает мышцы, давая своему личному экзекутору насладиться своим обжигающе горячим и неимоверно узким задом.
— Успокойся, будет лучше... — шепчет в ухо иллюзиониста, идя на крайние меры. Проводит языком от основании шеи к ушной раковине, обводит её легонько, вызывает долгожданный стон. В голове Хибари проносится мысль, что это единственная правда, вылетевшая из уст Мукуро за всю его жизнь, без едких нот, без издёвки. Всё честно, поэтому брюнет принимается за поиски новых слабых точек соблазнительного тела, которые могут подвести своего обладателя.
Парень, буквально распятый на опасно пошатывающемся столе, до этого момента не стеснявшейся ни своей наготы, ни развратной позы, моментально покраснел и зажал рот рукой, зажмурив глаза.
"Поддался," — мысленно сокрушается Хранитель Тумана.
"Поддался," — упиваясь превосходством, думает брюнет.
Облако понимает, что на поцелуе можно было бы и остановиться, что его заклятый враг и без того был обескуражен его действиями. Но кто и в чью ловушку попался — неизвестно. Кто контролирует ситуацию — загадка. Кёе понравилось поддаваться на эти провокации, его животные инстинкты требуют выхода. Он сжимает горячими ладонями слишком сильно, так, что остаются синяки на ухоженной коже. Он целует так, что кислорода начинает не хватать почти мгновенно. Властный. Жёсткий. Своевольный. Заводит руки тощего парня за голову, разметавшегося под обжигающими ласками. Сплетает их пальцы, прижимает руки к столу, проявляет ласку по-своему, кусает плечо, оставляет отметину. Он покажет всем, чья это собственность, его добычу. Рычит глухо в шею, впитывает в себя сладкие стоны, вырывающиеся из искусанных, припухших губ, улыбается дико, скалит клыки.
Туман часто дышит и мелко дрожит. Закинув ноги на талию Хибари, прижимается плотнее, развратно подмахивает задом. Его выводит из себя смена ритма с быстрого и грубого на тягуче медленный и мучительно сладкий, а затем наоборот и снова.
— Быстрее... — вылетает из уст с очередным стоном и Кёя, оскалив зубы в дикой улыбке, подчиняется охотно, задаёт нужный иллюзионисту ритм этой безумной пляски. Вколачивается в податливое тело, не встречая сопротивления, любуется им настоящим. Страстным. Чувственным. Головокружительным. Без налёта хитрости и наглости. В глазах японца читается детский восторг, граничащий с животной похотью. Впервые в жизни он наблюдает столь прекрасное зрелище, мельком отмечает про себя, что отказать себе в удовольствии отыметь этого заносчивого типа он не сможет более никогда. А Рокудо совсем не против. За него говорит изгибающееся стройное тело, томно прикрытые глаза, бессвязный шёпот и протяжные, сладкие стоны.
— Идеально... — восторгается Хранитель Облака, так непохожий на себя обычного. Озверевший. Голодный. Неконтролируемый.
Войдя в нужный ритм, итальянец окончательно теряет связь с реальностью, тело окончательно отказывается продолжать эту сладостную пытку, требует разрядки. С трудом освободив руку из стального захвата, прикасается к своему члену, другой рукой притягивает партнёра за волосы. Поцеловать так и не удаётся — рассудок отступает окончательно, тело накрывает желанной негой и пальцы на ногах сводит неприятной судорогой. Но чёрт подери, как приятно тяжелеет тело... Ощущения от содрогающегося от удовольствия тела внутри себя выносит все мысли прочь из головы. Наконец воцаряется тишина, прерываемая сбившимся хриплым дыханием и слишком громко колотящимися сердцами. Краем ускользающего сознания в головах обоих парней проносится одинаковая мысль о том, насколько бессмысленно и бездарно были потрачены в взаимной вражде последние десять лет. И оба понимают, что с этого момента их жизни координально перевернулись.
— Ну Кёя...
— Не трогай меня.
— Тебе ведь приятно, — лукаво.
— Нет, — холодно.
— Я же чувствую...
— ...
— У тебя дыхание сбилось... и пальцы дрожат...
— Это ничего не значит. Просто физиологическая реакция.
Целует седьмой позвонок, вызывает дрожь и лёгкий румянец.
— Ты всегда такой... недоступный...
Мукуро всегда отличался противным характером. Был надоедливым, смешливым, вечно искал болевые точки. Но не тела, души. Но в отношениях с Хранителем Облака Вонголы Хибари Кёей он превосходил самого себя. Идя на всевозможные ухищрения, он незаметно для себя переходил тонкую черту, разделявшую желание вывести Хибари из равновесия и желание увидеть в равнодушных глазах стального цвета нечто большее, чем привычная злоба и раздражение. Прекрасно зная, как Облачный страж чувствителен к прикосновениям чужих рук, как его раздражает вмешательство в личное пространство, иллюзионист старался уловить момент, когда до него можно дотронуться. Задевал своим носом чувствительное ухо, вдруг начав шептать что-то якобы безумно важное, проводил совиным пёрышком по открытому запястью, сидя рядом на собрании Хранителей. Апогеем ухищрений стал случай, когда Кёя со свойственным ему выражением презрения на лице поглощал апельсин. Фрукт нагло оставлял влажные дорожки на кистях рук, пальцы и вовсе были все в соке. Мукуро с кошачьим изяществом присел рядом за обеденный стол, а когда недовольный брюнет соизволил перевести взгляд горящих глаз на лицо Тумана, он легко перехватил левую руку чуть ниже запястья и с нежным, чуть слышным урчанием, принялся слизывать острым языком капли сока. На мгновение Кёе показалось, что обнажённые белоснежные зубы таят в себе смертельный яд. Поспешно отдёргивая руку, Хибари не спешит отводить взгляд от лукаво прищуренных разноцветных глаз. На лице брюнета лёгкая печать недоумения и немой вопрос. Что же, план Мукуро перешёл в другое русло, придётся импровизировать.
— Вкусно... — выдыхает он и по-кошачьи облизывает губы, а Кёя понимает, что вовсе не сок пришёлся по вкусу обладателю хитрой усмешки.
"Попался," — думает Хибари, переводя взгляд на немного пухлые, изогнутые в улыбке капризного ребёнка, губы Мукуро.
"Попался," — думает Мукуро, специально проводя языком по нижней губе так, чтобы это выглядело максимально распущенно.
Рокудо знает, что строптивый японец выдаст свои эмоции только тогда, когда это будет выгодно ему самому и никак иначе. И понимает, если решится на следующий шаг, то отступать будет некуда. Впервые строгий блюститель порядка и дисциплины настолько удивляет давнего врага, что мысли того мечутся по углам и не собираются строиться во что-то боле-менее связное. Когда синеволосого иллюзиониста впечатывают лопатками в деревянную поверхность стола, он успевает лишь удивлённо хлопать длинными, совсем как у девушки, ресницами. Хибари задаёт правила и не терпит их нарушения. Он подчиняет и контролирует. Он смотрит бездонными глазами цвета грозового неба и внутренне ликует — ему таки удалось снять маску с лица этого лживого дьявола с странной причёской. И это всего лишь одним поцелуем. Мукуро злится на своё беспомощное положение, но впускает властный язык в свой рот. Отвечает пылко. С желанием. К чёрту сценарии! У Кёи собственные планы насчёт этого тела.
— Провокатор, — на низкой ноте шепчет растревоженная сдержанность прямо в губы самой изворотливости. В его голосе чувствуется угроза, смешанная с животным голодом и первобытной похотью.
Предпочитая не сдаваться без боя, Рокудо отчаянно кусается и царапается, пытается вывернуться, пока брюнет с шальными от адреналина глазами раздевает их обоих, рвёт петли неподдающихся пуговиц, с треском стаскивает брюки с вражеских бёдер. Кажется, что можно почувствовать запах желания, повисший в воздухе, когда судорожно дрожащие пальцы оглаживают узкие, бледные бёдра, по-хозяйски разводят острые колени и бесцеремонно врываются в тело, заставляя сжаться внутренне и попытаться отползти. Кёя теряет остатки самообладания, глядя на раскрасневшегося, отбивающегося подлеца с проклятым глазом, буквально сдирая с себя галстук и рубашку.
— Расслабься, — почти издевательски командует Хибари и даже не ждёт, что его послушают. Уж кому-кому, а ему известно, как это дьявольское отродье любит разного рода игры. А Мукуро по вкусу дразнить мучителя, подогревая интерес наигранным сопротивлением. Он знает, что без этого фанатику дисциплины станет скучно и они оба будут лишены сладчайшего в мире десерта. Поэтому иллюзионист предпочитает биться под сильным телом. изображать жертву и поруганную честь, хотя обоим и так понятно, что Рокудо не так уж и не опытен в вопросах плотских утех. Он нарочно сжимает мышцы, давая своему личному экзекутору насладиться своим обжигающе горячим и неимоверно узким задом.
— Успокойся, будет лучше... — шепчет в ухо иллюзиониста, идя на крайние меры. Проводит языком от основании шеи к ушной раковине, обводит её легонько, вызывает долгожданный стон. В голове Хибари проносится мысль, что это единственная правда, вылетевшая из уст Мукуро за всю его жизнь, без едких нот, без издёвки. Всё честно, поэтому брюнет принимается за поиски новых слабых точек соблазнительного тела, которые могут подвести своего обладателя.
Парень, буквально распятый на опасно пошатывающемся столе, до этого момента не стеснявшейся ни своей наготы, ни развратной позы, моментально покраснел и зажал рот рукой, зажмурив глаза.
"Поддался," — мысленно сокрушается Хранитель Тумана.
"Поддался," — упиваясь превосходством, думает брюнет.
Облако понимает, что на поцелуе можно было бы и остановиться, что его заклятый враг и без того был обескуражен его действиями. Но кто и в чью ловушку попался — неизвестно. Кто контролирует ситуацию — загадка. Кёе понравилось поддаваться на эти провокации, его животные инстинкты требуют выхода. Он сжимает горячими ладонями слишком сильно, так, что остаются синяки на ухоженной коже. Он целует так, что кислорода начинает не хватать почти мгновенно. Властный. Жёсткий. Своевольный. Заводит руки тощего парня за голову, разметавшегося под обжигающими ласками. Сплетает их пальцы, прижимает руки к столу, проявляет ласку по-своему, кусает плечо, оставляет отметину. Он покажет всем, чья это собственность, его добычу. Рычит глухо в шею, впитывает в себя сладкие стоны, вырывающиеся из искусанных, припухших губ, улыбается дико, скалит клыки.
Туман часто дышит и мелко дрожит. Закинув ноги на талию Хибари, прижимается плотнее, развратно подмахивает задом. Его выводит из себя смена ритма с быстрого и грубого на тягуче медленный и мучительно сладкий, а затем наоборот и снова.
— Быстрее... — вылетает из уст с очередным стоном и Кёя, оскалив зубы в дикой улыбке, подчиняется охотно, задаёт нужный иллюзионисту ритм этой безумной пляски. Вколачивается в податливое тело, не встречая сопротивления, любуется им настоящим. Страстным. Чувственным. Головокружительным. Без налёта хитрости и наглости. В глазах японца читается детский восторг, граничащий с животной похотью. Впервые в жизни он наблюдает столь прекрасное зрелище, мельком отмечает про себя, что отказать себе в удовольствии отыметь этого заносчивого типа он не сможет более никогда. А Рокудо совсем не против. За него говорит изгибающееся стройное тело, томно прикрытые глаза, бессвязный шёпот и протяжные, сладкие стоны.
— Идеально... — восторгается Хранитель Облака, так непохожий на себя обычного. Озверевший. Голодный. Неконтролируемый.
Войдя в нужный ритм, итальянец окончательно теряет связь с реальностью, тело окончательно отказывается продолжать эту сладостную пытку, требует разрядки. С трудом освободив руку из стального захвата, прикасается к своему члену, другой рукой притягивает партнёра за волосы. Поцеловать так и не удаётся — рассудок отступает окончательно, тело накрывает желанной негой и пальцы на ногах сводит неприятной судорогой. Но чёрт подери, как приятно тяжелеет тело... Ощущения от содрогающегося от удовольствия тела внутри себя выносит все мысли прочь из головы. Наконец воцаряется тишина, прерываемая сбившимся хриплым дыханием и слишком громко колотящимися сердцами. Краем ускользающего сознания в головах обоих парней проносится одинаковая мысль о том, насколько бессмысленно и бездарно были потрачены в взаимной вражде последние десять лет. И оба понимают, что с этого момента их жизни координально перевернулись.
-
-
10.07.2012 в 06:33